Инна ХАРЧЕНКО
БОЖЬЯ МАМА
В детстве я очень любила парное молоко. Кто не знает, что это за прелесть такая, объясняю. Деревенская старушка будит тебя утром часов так в пять и велит идти в хлев, где коровы ночуют. Ты нехотя подымаешься, берешь большую эмалированную кружку и шагаешь навстречу солнцу… Подворье залито мягким утренним светом, шелковая лента тумана лениво ускользает в сторону живой изгороди. Теперь можно и потянуться, подняв руки кверху и зажмурить на мгновенье глаза… Ну что, приятно? Наша хозяйка уже сидит на маленьком стульчике в сарае и доит свою любимую корову Матильду. Подставляй поскорей свою кружку! А пены-то сколько! Это молочко вырывается тонкой струйкой здоровья. Пей его, не отрываясь, так вкуснее!
И на этот раз, как только прозвенел последний школьный звонок, моя бабушка начала торопливо собирать вещи «на дачу». Мы снимали в деревне, недалеко от Одессы, целые три комнаты у знакомой женщины, которая два раза в неделю привозила нам свежее коровье молоко на дом.
Чемоданов и разных кошелок всегда было так много, что папе приходилось перевозить нас на «дачу» не один, а целых три раза. Он просил маму и бабушку не забирать с собой всю одежду из шкафа, но женщины только отмахивались от него руками. А в последние летние дни, когда мы складывали вещи заново, чтобы перевезти их в Одессу, оказывалось, что не три, а пять-шесть раз требовалось отцу ездить туда-сюда с котомками. Поэтому папа на этот раз зафрахтовал большую машину нашего соседа дяди Коли. Мы все сели в старенькую «Волгу», а наши вещи погрузили в дядиколин самосвал. И чего только там не было: и огурчики малосольные в маленьких стеклянных баночках, и варенье черносмородиновое в поллитровочках, и мои любимые абрикосовые компоты в трехлитровых баллонах. Бабушка, глядя на это богатство, счастливо приговаривала:
- Уж голодать-то нам не придется, всего заготовлено вдоволь!
Последние напутствия счастливой дороги, теплые объятия и слезы… Мы покидаем грунтовую дорогу и выезжаем на шоссе. Машины мчатся в сторону Одессы. Ничего плохого вроде бы и не предвиделось. Впереди метров в двадцати от нас шел самосвал. Яркое солнце заглядывало в наши окна, пухлые белые облака бродили по небу стайками воздушных пирожных по двадцать копеек за штуку. И глядя на них, я сглотнула набежавшую слюну. Но через несколько минут наша «Волга» въехала в полосу дождя. Все вокруг почернело, молния надвое разорвала темную простыню неба, и стена булькающей воды мгновенно обрушилась на ветровое стекло. Папа среагировал в данной ситуации довольно быстро: он хотел остановить машину и переждать непогоду. Но не тут-то было. Он жал на тормоз, а «Волга» катилась с прежней скоростью. Папа начал сигналить, и дядиколин самосвал тоже ответил нам длинным тревожным гудком. Наша легковушка начала постепенно, но неумолимо приближаться к впереди идущей машине. Бабушка закричала что-то невнятное, мама сжалась в комочек, а я схватила своими маленькими ручонками папины плечи и умоляла его что-нибудь сделать…
Обогнать самосвал мы не могли, так как вода заливала стекла нашей «Волги». Встречный транспорт пролетал мимо нас со страшной скоростью. В моей голове мелькала только одна мысль: «А как же школа?»
Наши машины неумолимо сближались… Я держала папу за плечи и чувствовала всем своим дрожащим тельцем, как бьется его Большое Мужское Сердце. В эти страшные минуты папа понимал, что только от его решения зависят жизни родных ему людей. Но как назло справа от нас не было ни одного съезда. Скоростная дорога шла через лесополосу. Поверни папа свой руль чуть вправо, и мы бы тут же разбились, врезавшись в первое попавшееся дерево…
И вот уже самосвал навис над капотом нашей легковушки. Мы все вскрикнули. Я отпрянула назад, положив руки на грудь. Мои пальцы нащупали что-то твердое. Я полезла во внутренний карман своей курточки и вытянула маленький жесткий четырехугольник. Это была икона Божьей матери.
…Каждое воскресенье наша хозяйка шла пешком километров двадцать в далекое село Кулевча на границе с Молдавией в Свято-Николаевский храм, чтобы помолиться Казанской иконе Божьей матери. Особенно я любила слушать ее чудесный рассказ о том, что икона в церкви украшена засохшими стеблями лилий. Но если присмотреться повнимательнее, то на них можно увидеть почки, из которых со временем прорастут новые белоснежные цветы. Именно они дают понять каждому страждущему, что душа человеческая, как и цветок, может расцвести любовью к ближнему несмотря ни на какие преграды…
Вечером в субботу она всегда просила меня пойти с ней на молитву. Я вроде бы и соглашалась, ведь я так хотела увидеть живые лилии, обрамляющие лик святой. Но на следующий день, когда она будила меня рано утром, я только ворчала что-то недоброе и просила оставить меня в покое. Вот тогда-то бабушка Вера и купила в храме иконку этой самой Божьей Матери и положила ее в карман моей курточки со словами:
- Пусть все беды тебя обойдут стороной…
Как-то раз милая хозяйка вернулась намного позже обычного. Вся наша семья в тревоге встречала ее на большаке недалеко от деревни. Выглядела она очень жалко: ее цветастый платочек прилип к голове, влажная одежда топорщилась в разные стороны, а обувь была окончательно испорчена водой. И тогда-то она рассказала, что попала в сильную грозу. Ветер сбивал ее с ног, струи холодной влаги хлестали по лицу наотмашь. Молнии изгородью извивались вокруг нее, но женщина осталась невредимой. Наша милая старушка показала нам свою правую руку. Все ее пять пальцев были синими. Уже и ливень закончился, и ветер успокоился, а она все сжимала в руке образ Божьей Матери и молилась, молилась, молилась…
…Я положила иконку в правую руку, сжала пальцы и вдруг с ужасом поняла, что не знаю ни одной молитвы. И тогда я тихонько начала просить: «Мама Божья, сделай, пожалуйста, так, чтобы я снова пошла в школу, в третий класс… Я повторяла эти слова бесконечное количество раз, меняя порядок слов. Но смысл был каждый раз один и тот же: «Мама Божья, я хочу в школу, к детям…»
Очнулась я в больнице. Страшно болела голова, тупая боль скреблась в моем девятилетнем сердце, но дышать было совсем легко, как после дождя. Моя рука, а точнее, ее кисть, была бережно забинтована. Почему бережно, спросите Вы, потому что не туго. В открытое окно залетел желтый листочек клена, покружился в воздухе и опустился на мой пододеяльник с мелкими зеленоватыми надписями «Минздрав», которые образовывали на ткани правильные четырехугольники.
В углу на жестком стуле в белом халате сидела наша милая дачная хозяйка.
И я тревожно спросила:
- А где моя Божья Мама?
КРЕЩЕНСКИЕ МОРОЗЫ
- Димка! А твой папка только что из дома с чемоданом вышел. Моя бабушка говорит, что шахтеров-забойщиков в командировку не посылают!
... Мальчик все понял. Он слышал ночью, как плакала мама, а отец грубил ей:
« йду, ей-Богу уйду! Сдай его назад в детдом. Это не ребенок, а урод какой-то! Вчера обворовал учительницу, сегодня разбил окно в школьной столовой, уроки не учит, вечно стреляет из рогатки...»
Димка любил своих новых родителей по-своему: ночью частенько в родительскую спальню забирался и прищепкой нос спящему отцу зажимал. Или бил ногой в экран телевизора, если мама свой ежедневный сериал смотреть собиралась...
***
Он бежал домой вдоль реки. Мост был еще далеко, а успеть он хотел непременно, чтобы вырвать из отцовских рук чемодан и повиснуть на шее отца обеими руками...
Расстегнув пальто, Димка на ходу запрыгнул на лед: ничего, не проломился. Где-то на середине реки послышались странные звуки: то ли зверь свои раны зализывал, то ли ветер выл сиплым голосом. Но тут его левая нога провалилась в холодную черноту.Он хотел подняться, но не смог. Лед треснул и мальчик ушел под воду. Река была неглубокой, вот он уже ногами дно нащупал, открыл глаза... Мертвая вода черными бархатными прядями обвила его руки, ноги, голову, сняла пальто и оно начало медленно удаляться во мрак. Дышать Димка не мог, но ясно понимал, что нужно всплывать наверх. Слегка подпрыгнув, он больно ударился головой об лед. Затем поднял руки и начал искать полынью. Шаг влево, шаг вправо... Кругом лед... Он еще немного побарахтался среди густой воды и притих. Хотелось кричать и плакать, но он не мог. Глаза его закрылись, голова поникла вниз, шапка уплыла в темень...
Димка стоял на коленках и читал про себя молитву. Еще совсем недавно он с трудом вспоминал ее начало, а сейчас она яркой звездочкой вспыхнула ярким светом:
«Боже, да святится имя Твое,
Да придет царствие Твое...»
Когда горел их дом, его родные отец и мать так же, как и он сейчас, стояли у палисадника на коленях и читали молитву. И уже через несколько минут грянули раскаты грома и разразился страшный ливень. Он лил целую ночь и еще целый день. Тогда мама и научила сына самой сильной молитве. А он и не противился. Потом родителей не стало и детский дом был ему и счастьем и кошмаром одновременно...
***
Через шесть дней мальчик пришел в себя. Медсестра вскрикнула и побежала за доктором.
- Вы мне кровать побольше дайте, мне эта мала, - с трудом прошептал Димка.
- Так ты же маленький еще, поэтому и кровать у тебя детская,- отпарировал гравный врач детской больницы Петр Николаевич.
- Доктор, - взмолился плачущий мальчик, - нам на двоих места побольше нужно...
- Да ты успокойся, малыш! И добрый доктор гладил его его непослушную челку, трепал за щеку.
- А после обеда к тебе придет твой школьный товарищ.
- Колька?
- Конечно же Колька, а кто ж еще? Твой лучший друг.
... Он пришел ближе к вечеру и сразу же с порога затрещал о том, что училка села вчера на кнопку и громко визжала после этого, обвиняя класс в солидарности с Димкой; о том, что Галка с первой парты обрезала свои длинные косы и теперь можно подумать, что это мальчишка в белом переднике.
- А сегодня Антон воробья в класс притащил, - продолжал Колька, - а он сам из портфеля выбрался и весь урок летал под потолком. Димка, а ты знаешь, что твой папка не приходил к тебе в больницу! Он уехал, насовсем от вас уехал. У него теперь, как моя мама говорит, другой сынок есть, постарше тебя будет, в пятом классе учится...
Димка больше ничего не слышал. Туман застилал ему глаза, солнце упало в канаву и стало темно, как в проруби...
Ночью мальчик открыл окно и взобрался на подоконник. Далеко внизу слышался шум автомобилей. Они были похожи на маленькие движущиеся звездочки. А одна из них моргнула ему и рассмеялась прямо в глаза...
***
... Его нашел ранним утром больничный сторож. Димка весь как-то скукожился на снегу, обняв коленки худыми ручонками. Подойдя поближе, сторож увидел, что это и не снег вовсе: мальчик лежал на распростертом крыле Ангела, как на перине. А другое его крыло, как одеяло, бережно укрыло худенькое тельце мальчика от крещенского мороза...
